Последние ритуалы - Страница 98

Гествик горько рассмеялся.

— Нет, я пробовал. Он только посмеялся и ответил, что лучше мне иметь дело с ним, чем с властями, потому что если я стану двурушничать, он не постесняется на меня донести. Не мне вам говорить, что по закону найденное в чужой земле принадлежит хозяину земли, а ценности, имеющие историческое значение, — государству.

Он вздохнул и после паузы продолжил:

— Я ехал на машине домой, а Гаральд на велосипеде к кампусу. Я повернул назад и остановил его у входа. Он был сильно пьян и под действием наркотиков. У него носом шла кровь, вся рука в крови. Отвратительно… — Гуннар закрыл глаза. — Он бросил велосипед, и мы вместе вошли. Гаральд открыл дверь своим пин-кодом и направился в комнату отдыха. Я пошел за ним, пытался его уговорить, умолял о понимании… А он надо мной потешался. В студенческой он порылся в буфете, нашел белую таблетку и проглотил. И стал совсем невменяемым, упал в кресло и потребовал массировать ему плечи. Я подумал, что он сошел с ума, но позже узнал, что экстази усиливает потребность в физическом контакте. Я был готов на все, лишь бы он не забирал у меня книгу. Он только смеялся. Внезапно меня охватила безумная ярость. Я сорвал с себя галстук, обмотал вокруг его горла… И затянул. Он сопротивлялся. Но борьбы не было. Потом он умер. И медленно соскользнул с кресла на пол. А я ушел.

Гуннар вглядывался в Тору, пытаясь вычислить ее реакцию. Похоже, про Маттиаса он совсем забыл.

С улицы послышался звук сирен.

— Это за вами, — сказала Тора.

Гествик посмотрел в окно.

— Я собирался стать ректором, — печально сказал он.

Эпилог

13 декабря 2005 года

Амелия Гунтлиб смотрела на стоящую перед ней чашечку кофе и молчала. Торе тоже было нечего сказать. Маттиас только что отчитался обо всем связанном с трагической смертью Гаральда и предположил, что вряд ли вскроется еще хоть что-то мало-мальски важное. Слушая Маттиаса, Тора внутренне восхищалась, как он сглаживает те моменты, которые могли бы ранить мать Гаральда. Несмотря на все его старания, история по-прежнему выглядела отталкивающей и труднопереносимой даже для Торы, знающей ее от и до.

— Полиция установила местонахождение рукописи «Молота ведьм» и других книг, которые Гуннар откопал в пещере, — негромко сказал Маттиас. — И деньги нашлись. Гествик потратил крупицы. Остальное в банке.

Вчера, после того как полиция арестовала Гуннара, Тора с Маттиасом несколько часов просидели в полицейском участке, давая показания, и у Торы уже не было сил встречаться с Амелией Гунтлиб. Она уехала домой и, до того как поговорить с Гильфи о ребенке и Сигге, долго обсуждала свои семейные обстоятельства с подругой. Лаувейя посоветовала помочь Гильфи персонифицировать ребенка — к примеру, вместе с ним придумать младенцу имя. Тогда Гильфи яснее представит себе, что происходит. Вдобавок это его подбодрит.

А сегодня Тора с Маттиасом сидят в безлюдном кафетерии муниципалитета вместе с Элизой и Амелией Гунтлиб. Девушка поплакала во время рассказа Маттиаса, а ее мать хранила гробовое молчание. Она смотрела то на край своего подола, то на стоящую перед ней чашечку кофе. Потом подняла голову и глубоко вздохнула. Все молча ждали, что она заговорит, заплачет или как-то по-другому выразит свои чувства, но этого не случилось. Амелия Гунтлиб остановившимся взглядом смотрела сквозь большую стеклянную стену на озеро, наблюдая, как плавают по нему утки и прилетевшие с севера полярные гуси. Ветер поднимал рябь на поверхности воды, и птиц мягко покачивало на волнах. Неожиданно в середину спикировала чайка и разогнала пернатую компанию.

— Посмотрим на Исландию? — неожиданно предложил Элизе Маттиас. — Она в том зале.

Элиза рассеянно кивнула, они поднялись и прошли в примыкающий к кафетерию зал, где экспонировалась знаменитая объемная карта Исландии. Тора и мать Гаральда остались вдвоем.

Амелия будто и не заметила, что кто-то встал из-за стола. Тора вежливо кашлянула, но безрезультатно. Она подождала еще немного и сообразила, что фрау Гунтлиб надо помочь.

— У меня нет опыта в подобного рода делах и трудно подобрать слова соболезнования, но я хочу, чтобы вы знали — я испытываю к вам и вашей семье глубочайшее сочувствие.

Женщина гневно сверкнула глазами.

— Я не заслужила сочувствие. Ни от вас, ни от кого-либо другого. — Она отвернулась от окна и взглянула на Тору. Гнев еще отражался на ее лице, но затем оно смягчилось. — Извините. Я не в себе.

Фрау Гунтлиб положила руки на стол и начала крутить свои кольца.

— Сама не знаю, отчего во мне возникло желание поговорить с вами. — Она оставила украшения в покое и посмотрела на Тору. — Может быть потому, что я больше никогда вас не увижу. Или мне нужен повод оправдать свои поступки, после того как они привели к таким непредсказуемым последствиям.

«Неужели смерть сына для нее всего лишь „непредсказуемое последствие“?» — подумала Тора.

— Вы не обязаны передо мной объясняться или оправдываться, — произнесла она. — Я не вчера родилась, и знаю, что в жизни все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Амелия неопределенно улыбнулась. Тора отметила, что, несмотря на трагические события, она очень хорошо выглядит. Мать Гаральда по-прежнему великолепна, хотя возраст уже начал проявляться и красота постепенно уступала место элегантности. Это впечатление усиливал темного цвета ансамбль из платья и пальто, который явно стоил дороже, чем все траты Торы на одежду за год.

— Гаральд был замечательным ребенком, — погружаясь в прошлое, произнесла фрау Гунтлиб. — Мы были очень счастливы, когда он родился. Нашему первенцу, Бернду, едва исполнилось два года, и тут этот чудесный младенец. Люди по-разному представляют себе рай, для меня же он те несколько лет от рождения Гаральда и до рождения Амелии. Ничто не омрачало ни одного мгновения нашей жизни.