Последние ритуалы - Страница 99

— Девочка была инвалидом с рождения? — спросила Тора.

Амелия Гунтлиб мгновенно перестала улыбаться.

— Нет. Она не была больна. Совершенно здоровая девочка, точная копия меня в этом возрасте, по фотографиям заметно. Все мои дети в младенчестве хорошо спали и редко плакали, ни у кого не болели животики или ушки. Прекрасные детки.

Тора только кивала, не зная, что сказать. Она вдруг заметила, что глаза ее собеседницы увлажнились.

— Гаральд… — Голос Амелии надорвался. Она умолкла, но тут же взяла себя в руки и быстрым движением смахнула слезу. — Я никогда не обсуждала это ни с кем, кроме мужа и наших докторов. Муж сказал только своим родителям, и больше никому. Мы семья закрытая, делиться проблемами с чужими людьми нам сложно, да и не в наших правилах, и мы не умеем принимать сочувствие от посторонних. Не привыкли. Полагаю, это может служить объяснением.

— Да, это нелегко, — сказала Тора, хотя понятия не имела, каково это. К счастью, до сих пор ей не требовалось много сочувствия.

— Гаральд обожал свою младшую сестренку. Но и ревновал. Три года он был моим любимым малышом, и теперь с трудом принимал нового члена семьи. Мы не относились к этому серьезно — думали, со временем пройдет… — Слезы покатились по ее щекам. — Он ее выронил. Бросил на пол.

Она замолчала, отвернулась к озеру и снова стала смотреть на птиц.

— Гаральд бросил сестренку на пол?! — не поверила Тора. Она сохранила внешнее спокойствие, но по ее спине пробежала дрожь.

— Малышке было четыре месяца, она спала в машине, в своем креслице — мы ездили по магазинам и только что вернулись домой. Я пошла снять пальто, оборачиваюсь, а он стоит в прихожей и держит ее в руках. Нет, не на руках… За ножки, вниз головой, как тряпичную куклу. Конечно, она проснулась и захныкала. Он прикрикнул на нее и затряс. Я бросилась к нему, но не успела… Он посмотрел на меня, улыбнулся и отпустил ее. На кафельный пол.

Слезы одна за другой катились по ее щекам, оставляя на лице серебристые дорожки.

— Я не могу вычеркнуть это из памяти. Каждый раз, глядя на Гаральда, я видела выражение его лица в ту минуту…

Амелия замолчала, собираясь с силами.

— У малютки случился перелом черепа, в больнице она впала в кому, и в результате развилась энцефалопатия.

— Вас должны были обвинить в жестоком обращении с детьми и забрать ребенка на время расследования обстоятельств.

По взгляду фрау Гунтлиб Тора поняла свою наивность.

— Через все это проходить не пришлось. Нам помог семейный доктор. Да и другие врачи, которые за ней наблюдали, проявили исключительное понимание. Гаральда направили к психиатру, но признаков психического расстройства не обнаружили. Он был просто маленьким ревнивым ребенком, совершившим чудовищную ошибку.

Тора не могла назвать этот случай поведением нормального ребенка, но ничем не выдала своих сомнений. Да и откуда ей об этом знать?

— Гаральд все помнил или через какое-то время забыл? — спросила она.

— Если честно, не знаю. С тех пор я с ним почти не разговаривала. Думаю, что скорее всего он осознавал. По крайней мере он после этого был по-особенному добр к Амелии Марии. До самой ее смерти… Как будто пытался возместить то, что сделал.

— Значит, именно так испортились ваши отношения?

— Не было больше никаких отношений. Я не могла даже смотреть на него, находиться рядом с ним. Я всячески избегала собственного сына. Мой муж тоже. Поначалу Гаральд по-детски бунтовал и не понимал, почему мама больше не хочет его видеть возле себя, а потом привык и замкнулся. — Она больше не плакала, ее лицо посуровело. — Я должна была его простить… Но не смогла. Возможно, мне самой стоило пойти к психиатру, и тогда все бы было иначе. Гаральд вырос бы другим, а не таким, каким стал.

— Но разве он рос злым или мстительным? — спросила Тора, вспомнив рассказ его сестры, единственной из всех детей Амелии, оставшейся в живых. — Мне показалось, что Элиза говорила о нем, как о хорошем человеке и замечательном брате.

— Он рос, словно балансировал на грани. Назовем это так. Он все время добивался любви отца, но так и не завоевал ее. На меня он махнул рукой еще раньше. Его спасала только привязанность к деду, который был бесконечно добр к нему. Со смертью деда Гаральд потерял единственную опору. Он отделился от нас, начал употреблять наркотики и играть в игры со смертью. Один из его друзей и вправду умер. Собственно, из-за этого случая мы обо всем и узнали.

— А вы не пробовали наладить отношения? — спросила Тора, хотя ответ знала заранее.

— Нет, — отрезала Амелия и продолжила: — Еще в нем развился этот зловещий интерес к черной магии. Дед его приобщил. Когда Амелия Мария умерла, он пошел в армию. Мы не пытались его останавливать. Оказалось, зря — я не буду вдаваться в подробности, но его выдворили через год. Денег у него было предостаточно, дед ему оставил наследство, и мы почти не виделись. Лишь когда он решил поехать сюда, то позвонил нам, поставил нас в известность.

Тора задумчиво смотрела на мать Гаральда.

— Если вы просите меня о понимании — нет, я не понимаю… Но действительно вам сочувствую. Я не знаю, как бы я себя повела… Возможно, так же, хотя надеюсь, что нет.

— Мне бы хотелось стать другим человеком, восстановить отношения с Гаральдом… Однако сейчас уже слишком поздно. Надо смириться.

Тора усмотрела в ее ответе насмешку судьбы. Или это действует заклинание?

— Я не хочу причинять вам еще больших страданий, но должна сказать, что трагедия вашей семьи коснулась и других людей. Сейчас в тюрьме держат одного студента-медика. Подружившись с вашим сыном, он стал изгоем, общество его оттолкнет.